Это биополитика
В этот раз мы хотим поднять тему цифрового трекинга и сбора данных о передвижениях, контактах и здоровье горожан. Расширение этих практик в разгар пандемии COVID-19 можно было наблюдать во всех странах — вне зависимости от политического режима и уровня их технологического развития. В попытке осмыслить происходящее медиа и популяризаторы академического знания подхватили термин «биополитика», прежде курсировавший скорее среди ценителей философии. Это определение впервые ввел философ Мишель Фуко, описывая стремление носителей власти осуществлять контроль над телами — и по сути, жизнью — граждан.
Попробуем сравнить, как правительства разных странах осуществляли биополитику во время пандемии коронавируса, какие меры и технологии применялись для обеспечения общественной безопасности (и других скрытых мотивов), и как люди реагировали на нововведения.
Когда телефон за тобой следит
В большинстве стран основным источником данных о передвижениях и контактах жителей стали мобильные технологии. Хотя приложения, введенные для сбора статистики по заболеваемости, имели схожие принципы и цели, разница была в количестве информации, которую таким образом собирали о гражданах, а также в том, где хранились данные — на государственных серверах или у частных компаний — и кто имел к ним доступ.
В Германии и Швейцарии выбрали программы с открытым исходным кодом. Желающие могли протестировать приложение до его официального запуска. Также установка приложения была добровольной и за его отсутствие не предусматривалось штрафа.
Азиатские страны оказались на другой стороне полюса и сделали выбор в пользу принудительного трекинга граждан. В Китае, например, приложение даже разделяло население на три группы в зависимости от состояния здоровья. Каждой группе соответствовал один из цветов — зеленый, желтый или красный. Помимо этого, стране был введен один из самых строгих в мире локдаунов.
В Южной Корее даже противовирусные меры превратили в предмет национальной гордости и дали программе название K-prevention (по аналогии с K-wave и K-pop). С одной стороны, гражданам предоставили видимую свободу передвижения. Жестких ограничений в офлайне не было — официально в стране не объявляли локдаун, большинство кафе, ресторанов и других общественных заведений оставались открытыми. С другой — власти буквально отслеживали каждый шаг жителей: специальное приложение транслировало их координаты в реальном времени. Кроме того, у полиции был доступ к банковским операциям и GPS-данным со смартфона. На общественную площадку можно было попасть, только указав на входе свой номер телефон и адрес. В публичных местах установили ИИ-систему, которая вычисляла «безмасочников» и блокировала им вход в здание. Как отмечает исследовательница из сеульского Университета Квангун Йеран Ким, с начала пандемии в обществе стала ходить новая шутка про то, что стоит бояться не столько коронавируса, сколько глобальной утечки персональных данных.
В Индии правительство настоятельно рекомендовало жителям скачать официальное приложение. Фактически его наличие стало необходимостью для сотрудников государственных и большинства крупных частных компаний. Однако куда поступали полученные данные и как обеспечивалась их конфиденциальность, сказать сложно, поскольку в стране не существует закона об информационной безопасности. Кроме того, такая мера лишь подчеркнула социальный и технологический разрыв в обществе: далеко не у всех граждан есть смартфоны.
В Израиле решили совместить добровольный и принудительный подход. Власти разработали два решения: во-первых, Агентству безопасности Израиля было разрешено собирать, обрабатывать и использовать личные данные пользователей. О перемещениях жителей узнавали, собирая кэш с геолокацией. Благодаря этой информации власти могли вычислить тех, кто контактировал с заболевшими и поместить их на принудительный карантин. Через шесть дней после запуска цифровых проверок национальным Агентством безопасности Министерство здравоохранения выпустило приложение с открытым кодом HaMagen, которое гражданам уже предлагалось установить по желанию. Если программа узнавала о контакте пользователя с человеком, у которого обнаружили COVID-19, ему приходило об этом оповещение с рекомендацией о самоизоляции.
Как насчет моих гражданских прав?
Разбор ситуации с точки зрения гражданских прав и свобод представлен в публикации журнала Health and Human Rights. Исследователи выделяют три основные проблемы:
Насколько эффективны введенные в срочном порядке цифровые инструменты для сбора данных о здоровье населения, вопрос нерешенный — ведь большинство технологий находятся еще в тестовой фазе. К примеру, как минимум 40 стран используют приложения для трекинга граждан, однако специалисты не могут с уверенностью сказать, помогают ли эти программы предотвратить распространение вируса, и оправданы ли введенные меры.
Во многих странах работу приложений обеспечивают частные компании. К примеру, в Великобритании Serco, SITEL и Amazon Web Services имеют доступ к персональным данным пользователей, причем полученная информация будет храниться на серверах в течение 20 лет. Станут ли (и если да, то как) IT-корпорации, обслуживающие такие приложения, впоследствие использовать или даже продавать полученные данные, на сегодняшний день неясно. Система цифрового наблюдения делает особо уязвимыми социальные группы, которые и без того часто сталкиваются с давлением и агрессией со стороны общества (например, мигранты и ЛГБТ+ сообщество). В Южной Корее уже были зафиксированы случаи травли участников ЛГБТ+ сообщества — данные об их местонахождении оказались в публичном доступе из-за приложения, где отслеживаются передвижения заболевших COVID-19.
Но это же на благо обществу?
Наблюдая за общественной реакцией во время пандемии, исследователи из разных стран обратили внимание: люди были готовы оправдать жесткие ограничения и цифровую слежку со стороны государства.
Интересный кейс, к примеру, приводит антропогеограф Карвин Моррис. Если обычно китайские студенты, которые учатся в Великобритании, более критично настроены по отношению к властям КНР, то в случае противовирусных мер критический настрой быстро сменился горячей поддержкой. Действия китайских властей многим показались куда более эффективными — на фоне веры британского правительства в коллективный иммунитет и фактическую биополитику невмешательства. И пускай некоторыми из гражданских свобод пришлось пожертвовать — это ведь ради спасения людей, такова логика оправдания цифровой слежки. К аналогичному выводу пришли и исследователи из Нидерландов и Австрии: чувство ответственности за других заставило многих позабыть о собственной безопасности.
Впрочем, Моррис указывает на то, что ускользнуло от некоторых наблюдателей: первым делом Китай приостановил распространение информации о вирусе, а не сам вирус. Ограничения и цензура всегда ходят рука об руку: когда COVID-19 только обнаружили и врачи пытались предупредить общество об опасности, именно вестников режим счел угрозой и заставил замолчать.
В следующем письме нашей нежной рассылки мы продолжим размышлять про биополитику. В нем редакция сверхновой поделится собственными наблюдениями и дополнительными материалами по теме. Подписаться.
Сверхновая рекомендует:
12 июля в 20:00 Институте «Стрелка» пройдет дискуссия про жизнь в гибридном городе. Спикеры расскажут о том, как цифровые сервисы проникают в городскую среду и в каких правовых и этических нормах сегодня существует это гибридное пространство.
По этой ссылке можно посмотреть трехминутное видео-конспект воркшопа по архитектуре подвижных скульптур Кати Лариной и Эдуарда Хаймана. Участники мастер-класса работали со спутниковыми снимками и с помощью ИИ-мэпинга учились делать трех- и четырехмерные слепки территории.
На ютьюб-канале Vice Life появилось видеоинтервью с Лероем Чиао — американским космонавтом, который провел в космосе более 200 дней. Чиао говорит: локдаун и самоизоляция, конечно, напоминает пребывание на космической станции. С той лишь разницей, что пилот всегда знает, через сколько дней он вернется домой и когда он сможет увидеть своих близких. А мы сейчас и понятия не имеем, когда это все закончится.
Вам писала Оля